alles wegen dir
Не совсем жизненный апдейт, но я только что вернулась с одного из самых прекрасных и полезных экспириенсов в моей жизни, поэтому внимание, красные флаги, сирены — впереди длинный пост.
филингс энд стаффКогда меня устроили на работу в конце апреля (и я все еще считаю это событие подарком, упавшим с небес, и всегда, наверное, буду считать), я думала, что мои обязанности будут заключаться в сортировке документов, телефонных звонках и попытках наладить отношения с принтером. И хотя бумажная работа не казалась особо привлекательной, со звонками были свои проблемы, а принтер упрямо отказывался вести себя, как нормальный инструмент, я готова была отсидеть свои четыре месяца в офисе и при этом получать удовольствие от каждой минуты, что я там провожу. А потом моя начальница предложила мне принять непосредственное участие в Летней школе, и я никогда в жизни не соглашалась ни на что так быстро.
Поехала я в Ларнаку с интересной смесью радости, энтузиазма, волнения и страха. Мне нужно будет жить и общаться с людьми, которых я никогда в жизни не видела — вдруг у нас все не заладится с первой минуты? Вдруг они будут видеть во мне лишь еще одну учительницу и будут стараться обходить стороной? Вдруг мои попытки устроить организацию не будут восприниматься всерьез? Вдруг это все будет похоже на те многочисленные спортивные лагеря, в которых я побывала, а эту моральную травму лучше вообще не выкапывать оттуда, где я ее зарыла? Вдруг моя харизма окажется несуществующей, шутки будут звучать натянуто, а дружелюбность примут за снисходительность? Вдруг, вдруг, вдруг... на первом же обеде, когда посыпались вопросы про жизнь на Кипре и рассказы про жизнь в Ростове, как минимум половина из моих страхов испарилась.
На второй день я подумала, что меня не хватит. Практически две недели быть, считай, в толпе, постоянно находиться в окружении людей, практически ни минуты в одиночестве — для человека, полыхающего интровертностью, это самый настоящий кошмар. Я прогуляла полтора часа по набережной, слушая Thousand Foot Krutch, и вернулась в номер с уверенностью, что такие прогулки придется совершать едва ли не через день. Больше я так ни разу и не сделала.
Мы ездили на место рождения Афродиты, и мне задавали практически столько же вопросов, сколько и нашему гиду — казалось, что я знаю все. У меня не получалось фотографировать на Олин планшет (техника меня недолюбливает, я на самом деле сварливая семидесятилетняя женщина), она только смеялась и говорила, что нужно попробовать еще раз. Когда оказались в Лимассоле, единственным, что всем запомнилось, оказалась мусака, которой нас кормили на обед, и такого количества восторженных воплей в сторону еды я не слышала, пожалуй, никогда. Я пила местное вино, и мне не становилось плохо, а на следующий день девочки продолжили учиться, и я по большому секрету рассказала им, что совсем необязательно писать библиографию вручную — ворд может процитировать все источники за них.
Мне давали разбирать с ними упражнения, и я даже сделала одну презентацию самостоятельно, и моя начальница, которая учила их все остальное время, сказала, что для начала у меня получилось очень и очень неплохо. Я узнала, что Ксюша хочет сказать очень много, но волнуется, и если и ошибается, то только поэтому, и что вторая Оля равняется на американский английский, что многие путают much и many в разговоре и говорят reSEARCH вместо REsearch. К концу второй недели все преодолели языковой барьер, и поразительно, насколько лучше люди могут начать говорить, оказавшись в атмосфере, где просто необходимо использовать язык.
Мы катались на яхте, где нам мгновенно сказали: "О, так вы все русские?", и включили Серебро. Оказалось, что предусмотрена остановка для купания, и отсутствие купальников остановило очень немногих — с палубы попрыгали прямо в платьях. Фотографировались при заходящем солнце, притворялись, что мы на Титанике, разлили вино и вытирали его влажными салфетками (мне опять не было плохо, и да, это достижение). Мы ходили на семинар по гончарному искусству, где нас учили делать чашечки и кувшинчики, и ушли оттуда, перемазанные с ног до головы глиной, но очень довольные. На кулинарном семинаре нам показали, что приготовить рисовый пудинг совсем несложно, а потом я повела всех в молл, только потому что там работал кондиционер (траст ми, в плюс сорок это очень важно). В последнее воскресенье съездили в горы, прошлись по узким улочкам в старых деревеньках и погладили примерно семнадцать кошек.
Со страхом не вписаться в относительно сплоченный коллектив было покончено окончательно. Мы ходили в спортивный бар смотреть финал Чемпионата Европы по футболу и вместе смеялись над мгновенно посыпавшимися мемчиками про моль Роналду. Мы выходили в одиннадцать вечера за замороженным йогуртом, потому что не захотели пойти на ужин, а потом что-то проголодались. Мы смотрели диснеевские и пиксаровские мультики по вечерам, окружившись мармеладками и соком, потому что мы взрослые и самостоятельные женщины, и для Мулан пришлось притаскивать подушки из коридора, потому что на диване все не поместились. В последний день купили пиццу, расстелили три больших полотенца на пляже и сидели до темноты, и я все еще не видела фотографий, which is a shame.
Уезжать не хотелось никому, и я не была исключением, хотя мне нужно было всего лишь просидеть два часа в автобусе, чтобы вернуться в Пафос, а практически все девочки летели с несколькими пересадками. Я и сейчас дома уже сутки, а толком не могу поверить, что все закончилось, что мне пора возвращаться с обычной жизни, что на работу нельзя возвращаться до августа (отработала все возможные часы за эти две недели, больше просто нельзя по закону), что девочек, скорее всего, никогда уже не увижу в реальной жизни. В последний учебный день у нас был reflection, и мы писали друг другу маленькие записочки, которые потом закрыли в конвертах, что нужно было открыть, только оказавшись дома. Столько хороших вещей я никогда о себе не читала и уже три раза перечитывала, чтобы убедиться, что они действительно существуют.
Я уже написала огромный ностальгический пост в фейсбуке, отписала еще более огромные опусы двум людям, пишу сюда и наверняка скажу больше, когда увижу все фотографии, поэтому время заумного псевдофилософского заключения. Далеко не все бы остались под таким впечатлением от обычной двухнедельной летней школы, но для меня этот опыт стал доказательством того, что я могу. Могу провести две недели с людьми, которых вижу впервые, и получить от этого удовольствие. Могу преподавать и не выбежать из класса с паническими криками. Могу выглядеть так, будто знаю, что происходит, хоть это все еще и не совсем так. Могу выходить на контакт с незнакомыми людьми и не гипервентилировать потом три часа в темной комнате. Я могу общаться, могу не бояться отпускать шутеечки, могу оставаться спокойной в неприятных ситуациях, могу призывать к порядку, могу вытолкнуть себя из зоны комфорта настолько далеко, что мне потом не захочется в нее возвращаться. Я и понятия не имела, что способна на такие вещи.
Живем дальше. У меня действительно светает.
филингс энд стаффКогда меня устроили на работу в конце апреля (и я все еще считаю это событие подарком, упавшим с небес, и всегда, наверное, буду считать), я думала, что мои обязанности будут заключаться в сортировке документов, телефонных звонках и попытках наладить отношения с принтером. И хотя бумажная работа не казалась особо привлекательной, со звонками были свои проблемы, а принтер упрямо отказывался вести себя, как нормальный инструмент, я готова была отсидеть свои четыре месяца в офисе и при этом получать удовольствие от каждой минуты, что я там провожу. А потом моя начальница предложила мне принять непосредственное участие в Летней школе, и я никогда в жизни не соглашалась ни на что так быстро.
Поехала я в Ларнаку с интересной смесью радости, энтузиазма, волнения и страха. Мне нужно будет жить и общаться с людьми, которых я никогда в жизни не видела — вдруг у нас все не заладится с первой минуты? Вдруг они будут видеть во мне лишь еще одну учительницу и будут стараться обходить стороной? Вдруг мои попытки устроить организацию не будут восприниматься всерьез? Вдруг это все будет похоже на те многочисленные спортивные лагеря, в которых я побывала, а эту моральную травму лучше вообще не выкапывать оттуда, где я ее зарыла? Вдруг моя харизма окажется несуществующей, шутки будут звучать натянуто, а дружелюбность примут за снисходительность? Вдруг, вдруг, вдруг... на первом же обеде, когда посыпались вопросы про жизнь на Кипре и рассказы про жизнь в Ростове, как минимум половина из моих страхов испарилась.
На второй день я подумала, что меня не хватит. Практически две недели быть, считай, в толпе, постоянно находиться в окружении людей, практически ни минуты в одиночестве — для человека, полыхающего интровертностью, это самый настоящий кошмар. Я прогуляла полтора часа по набережной, слушая Thousand Foot Krutch, и вернулась в номер с уверенностью, что такие прогулки придется совершать едва ли не через день. Больше я так ни разу и не сделала.
Мы ездили на место рождения Афродиты, и мне задавали практически столько же вопросов, сколько и нашему гиду — казалось, что я знаю все. У меня не получалось фотографировать на Олин планшет (техника меня недолюбливает, я на самом деле сварливая семидесятилетняя женщина), она только смеялась и говорила, что нужно попробовать еще раз. Когда оказались в Лимассоле, единственным, что всем запомнилось, оказалась мусака, которой нас кормили на обед, и такого количества восторженных воплей в сторону еды я не слышала, пожалуй, никогда. Я пила местное вино, и мне не становилось плохо, а на следующий день девочки продолжили учиться, и я по большому секрету рассказала им, что совсем необязательно писать библиографию вручную — ворд может процитировать все источники за них.
Мне давали разбирать с ними упражнения, и я даже сделала одну презентацию самостоятельно, и моя начальница, которая учила их все остальное время, сказала, что для начала у меня получилось очень и очень неплохо. Я узнала, что Ксюша хочет сказать очень много, но волнуется, и если и ошибается, то только поэтому, и что вторая Оля равняется на американский английский, что многие путают much и many в разговоре и говорят reSEARCH вместо REsearch. К концу второй недели все преодолели языковой барьер, и поразительно, насколько лучше люди могут начать говорить, оказавшись в атмосфере, где просто необходимо использовать язык.
Мы катались на яхте, где нам мгновенно сказали: "О, так вы все русские?", и включили Серебро. Оказалось, что предусмотрена остановка для купания, и отсутствие купальников остановило очень немногих — с палубы попрыгали прямо в платьях. Фотографировались при заходящем солнце, притворялись, что мы на Титанике, разлили вино и вытирали его влажными салфетками (мне опять не было плохо, и да, это достижение). Мы ходили на семинар по гончарному искусству, где нас учили делать чашечки и кувшинчики, и ушли оттуда, перемазанные с ног до головы глиной, но очень довольные. На кулинарном семинаре нам показали, что приготовить рисовый пудинг совсем несложно, а потом я повела всех в молл, только потому что там работал кондиционер (траст ми, в плюс сорок это очень важно). В последнее воскресенье съездили в горы, прошлись по узким улочкам в старых деревеньках и погладили примерно семнадцать кошек.
Со страхом не вписаться в относительно сплоченный коллектив было покончено окончательно. Мы ходили в спортивный бар смотреть финал Чемпионата Европы по футболу и вместе смеялись над мгновенно посыпавшимися мемчиками про моль Роналду. Мы выходили в одиннадцать вечера за замороженным йогуртом, потому что не захотели пойти на ужин, а потом что-то проголодались. Мы смотрели диснеевские и пиксаровские мультики по вечерам, окружившись мармеладками и соком, потому что мы взрослые и самостоятельные женщины, и для Мулан пришлось притаскивать подушки из коридора, потому что на диване все не поместились. В последний день купили пиццу, расстелили три больших полотенца на пляже и сидели до темноты, и я все еще не видела фотографий, which is a shame.
Уезжать не хотелось никому, и я не была исключением, хотя мне нужно было всего лишь просидеть два часа в автобусе, чтобы вернуться в Пафос, а практически все девочки летели с несколькими пересадками. Я и сейчас дома уже сутки, а толком не могу поверить, что все закончилось, что мне пора возвращаться с обычной жизни, что на работу нельзя возвращаться до августа (отработала все возможные часы за эти две недели, больше просто нельзя по закону), что девочек, скорее всего, никогда уже не увижу в реальной жизни. В последний учебный день у нас был reflection, и мы писали друг другу маленькие записочки, которые потом закрыли в конвертах, что нужно было открыть, только оказавшись дома. Столько хороших вещей я никогда о себе не читала и уже три раза перечитывала, чтобы убедиться, что они действительно существуют.
Я уже написала огромный ностальгический пост в фейсбуке, отписала еще более огромные опусы двум людям, пишу сюда и наверняка скажу больше, когда увижу все фотографии, поэтому время заумного псевдофилософского заключения. Далеко не все бы остались под таким впечатлением от обычной двухнедельной летней школы, но для меня этот опыт стал доказательством того, что я могу. Могу провести две недели с людьми, которых вижу впервые, и получить от этого удовольствие. Могу преподавать и не выбежать из класса с паническими криками. Могу выглядеть так, будто знаю, что происходит, хоть это все еще и не совсем так. Могу выходить на контакт с незнакомыми людьми и не гипервентилировать потом три часа в темной комнате. Я могу общаться, могу не бояться отпускать шутеечки, могу оставаться спокойной в неприятных ситуациях, могу призывать к порядку, могу вытолкнуть себя из зоны комфорта настолько далеко, что мне потом не захочется в нее возвращаться. Я и понятия не имела, что способна на такие вещи.
Живем дальше. У меня действительно светает.
@темы: юниверсити-стафф, potato's gonna potate, много и путано, мои слова на вашей бумаге